В восьмую луну я решила затвориться для молитв в Удзумаса, но когда наш экипаж отъехал от Первого проспекта, по пути нам попались две кареты, в которых сидели кавалеры, они, вероятно, ожидали кого-то, чтобы вместе отправиться в какое-то место. При нашем появлении они послали слугу передать:

Кто-то из моих спутниц сказал, что было бы странно не ответить в подобном случае, и я велела слуге сказать только:

И мы удалились.

Все семь дней, что я была в затворничестве, я думала лишь о том, кто шёл в это время по дорогам Адзума. Я наконец-то отринула глупые мечтания, и молитва моя была такова: «Пусть с отцом ничего не случится и мы увидимся!» —

и кажется, Будда соблаговолил её услышать.

Наступила зима, целыми днями шли дожди, а одним непроглядно тёмным вечером налетел сильнейший ветер, который разогнал облака, и на прояснившемся небе засияла луна. Стало видно, как под свирепыми порывами ветра кусты мисканта у нас под окном отчаянно трепещут и гнутся, так что им нельзя не посочувствовать:

Из Адзума пришёл гонец:

«Новый губернатор совершал моления в храмах своей провинции, и мы были в глубине страны. Там я увидел равнину, по которой очень живописно текла река, и хотя равнина простиралась широко, лишь в одном месте кучкой стояли деревья — необычная картина, и я прежде всего пожалел, что не могу показать её тебе. — А как эта местность называется? — спросил я, и мне ответили: «Мы зовём это лесом Тоски-По-Ребёнку».

Это было так созвучно моему настроению, что меня охватила грусть — я спустился с коня и несколько часов просто сидел и смотрел.

Вот что я чувствовал».

Излишне говорить, что чувствовала я, когда это читала.

В ответ я послала: