Тогда суке Ёсиканэ собрал воинов, построил их в боевой порядок,

и в 26-й день 6-го лунного месяца 6-го года Дзёхэй (936 г.) [его войско, огромное, как] туча, выдвинулось из провинций Кадзуса и Симоса в провинцию Хитати.

Хоть [Ёсиканэ] и пытались остановить, он ускользнул под предлогом того, что едет навестить родственников.

Избегая застав, они окольным путями перешли из уезда Муса провинции Кадзуса в село Камусаки уезда Катори провинции Симоса.

Оттуда они переправились до пристани Эсаки в уезде Сида провинции Хитати.

Утром следующего дня войско прибыло в лагерь Мимори в провинции Хитати.

[На рассвете.] когда еще кричали первые петухи, [в лагерь к Ёсиканэ] прибыл Ёсимаса и поведал ему о своих подозрениях.

Следом за ним с суке встретился и Садамори, который был давно знаком [с Ёсиканэ].

Сукэ сказал следующее:

«Я слышал, что мой родственник [Садамори] в хороших отношениях с Масакадо.

Это не к лицу воину.

Для воина главное — имя.

Как можно прислуживать врагу, который завладел столькими твоими богатствами и убил столько твоих родственников?

Объедини свои силы с нашими и положим конец [мятежу Масакадо].»

Садамори соблазнили эти сладкие речи. Хоть изначально [Садамори] и не желал того, теперь стал он заодно [с Ёсиканэ] и вместе с ним выдвинулся в провинцию Симоцукэ, сотрясая землю и пригибая траву.

До Масакадо дошли тревожные известия, и, чтобы проверить их, в 26 день 10 месяца он направил около ста всадников на границу с провинцией Симоцукэ.

[Оказалось,] что и вправду врагов было несколько тысяч.

И судя по их виду, нападать на них [Масакадо] было нельзя.

Дело в том, что войско суке [Ёсиканэ] еще не понесло потерь в битвах,

люди и лошади были упитанные, оружие все было в порядке.

У Масакадо же после частых столкновений с врагами оружия и людей было мало.

Увидев это, враг выстроил щиты стеной и пошел [на Масакадо], словно бы [желая как мечом] разрезать [его войско].

Масакадо же, пока [вражеские воины] еще не приблизились, послал в атаку пехоту и вынудил их вступить в бой.

Кроме того, [лучники Масакадо] убили более восьмидесяти всадников [Ёсиканэ].

[Люди] суке [Ёсиканэ] испугались и обратились в бегство, волоча за собой щиты.

А когда Масакадо поднял хлыст и, выкрикивая собственное имя, ринулся преследовать врага, [Ёсиканэ], не зная, что делать, скрылся в провинциальной управе.

Тогда Масакадо задумался. Хотя [Ёсиканэ] и был его заклятым врагом, они не были чужими друг другу по крови,

они были кость и плоть одного рода.

Как говорится: «Хоть супруги и близки друг другу, но не ближе, чем [две плитки] черепицы [на черепичной крыше]. Хоть родственники и далеки друг от друга, но не дальше, чем [два стебля] тростника [на тростниковой крыше]».

И если [Масакадо] убьет [Ёсиканэ], не будут ли его везде винить за это?

Поэтому [Масакадо], желая дать суке [Ёсиканэ] бежать, убрал свои войска с позиций на западе от провинциальной управы. Но следом за [Ёсиканэ] из павильона провинциальной управы] бежало, как фазан, спасающийся от сокола, более тысячи воинов, которые радовались, как птица, покинувшая клетку.

В этот день новость о вероломном нападении суке [Ёсиканэ] распространилась по всей провинции [Симоцукэ], а [Масакадо] сделал об этом запись в журнале провинциальной управы.

На следующий день [Масакадо] вернулся в свой лагерь,

и ничего особенного [некоторое время] не происходило.