Ах, в далекие года
Это все произошло,
И теперь рассказ идет
О чудесных тех делах.
Был там юноша Тину,
Юноша Унаи был,
Жарко спорили они
Из-за славы, говорят,
Бренной славы на земле!
Даже жизни не щадя,
Что лишь яшмою блеснет,
Состязалися они,
Сватая себе жену.
И когда об их делах
Услыхала дева вдруг,—
Что была там за печаль!
Словно вешние цветы,
Хороша была она.
Словно осенью листва,
Удивляла красотой.
И в расцвете юных лет,
Самой дорогой поры,
Оттого что жалко ей
Стало рыцарей своих,
Попрощалася она
С матерью, отцом родным
И, оставив милый дом,
Вышла на берег морской!
Жизнь бренная ее,
Что короткою была,
Как коленце трав морских,
Трав жемчужных,
Что к земле
Низко клонятся с волной,
Набегающей на брег
С моря в множество рядов
Ввечеру и поутру
В час, когда придет прилив,—
Жизнь бренная ее,
Словно иней иль роса,
Навсегда исчезла вдруг
В набегающих волнах…
И решил тогда народ,
Чтобы здесь стоял курган
В память девы молодой,
И чтоб шел
Из века в век
Сказ о гибели ее,
И чтоб помнили о ней
Люди будущих времен,
Взяли гребень из цуга
И воткнули в землю там.
И в том месте поднялось
Вскоре дерево цуга
И склонилось до земли
Зеленеющей листвой…

Горы Миморо,
Горы, что с древнейших пор
Охраняет сам народ!
У подножья этих гор
Асиби-цветы цветут,
На вершинах этих гор
Цубаки-цветы цветут.
Очень хороши собой
Эти горы Миморо,
Даже плачущих детей
Утешает их краса!

Скрыто все зимой…
А когда придет весна,
Рано поутру —
Ляжет белая роса,
А по вечерам —
Всюду стелется туман,
И в тени густых ветвей
На горе Косэяма
Соловей поет!

Там, в Ивами, где прибой
Бьет у берегов Цуну,
Люди, поглядев кругом,
Скажут, что залива нет,
Люди, поглядев кругом,
Скажут — отмели там нет.
Все равно прекрасно там,
Даже пусть залива нет,
Все равно прекрасно там,
Пусть и отмели там нет!
У скалистых берегов,
В Нигитадзу, на камнях,
Возле моря, где порой
Ловят чудище-кита,
Водоросли взморья там,
Жемчуг — водоросли там,
Зеленея, поднялись.
И лишь утро настает,
Словно легких крыльев взмах,
Набегает ветерок.
И лишь вечер настает,
Словно легких крыльев взмах,
Приливают волны вмиг.
Как жемчужная трава
Клонится у берегов
В эту сторону и ту,
Гнется и к земле прильнет
С набегающей волной,
Так спала, прильнув ко мне,
Милая моя жена.
Но ее покинул я.
И по утренней росе,
Идя горною тропой,
У извилин каждый раз
Все оглядывался я,
Много раз, несчетно раз
Оборачивался я.
И все дальше оставлял
За собой родимый дом.
И все выше предо мной
Были горы на пути.
Словно летняя трава
В жарких солнечных лучах,
От разлуки, от тоски
Вянет милая жена.
На ворота бы взглянуть,
Верно, там стоит она!
Наклонитесь же к земле
Горы, скрывшие ее!

Обвита плющём скала…
В море, в Ивами,
Там, где выступает мыс
Караносаки…
На камнях растут в воде
Фукамиру-водоросли,
На скалистом берегу —
Жемчуг-водоросли.
Как жемчужная трава
Гнётся и к земле прильнет,
Так спала, прильнув ко мне,
Милая моя жена.
Глубоко растут в воде
Фукамиру — водоросли,
Глубоко любил её,
Ненаглядную мою.
Но немного мне дано
Было радостных ночей,
Что в ее объятьях спал.
Листья алые плюща
Разошлись по сторонам —
Разлучились с нею мы.
И когда расстался я,
Словно печень у меня
Раскололась на куски,
Стало горестно болеть
Сердце бедное моё.
И в печали, уходя,
Всё оглядывался я…
Но большой корабль
Плывёт…
И на склонах Ватари
Клёна алая листва,
Падая, затмила взор,
Я не смог из-за неё
Ясно видеть рукава
Дорогой моей жены…
Дом скрывает жён от глаз…
И хоть жалко нам луну,
Что плывет средь облаков,
Над горами Яками,
Но скрывается она —
Скрылась и моя жена…
Вскоре вечер наступил,
И, плывя по небесам,
Солнце на закате дня
Озарило всё вокруг,
У меня же, что считал
Храбрым рыцарем себя,
Рукава, что я стелю
В изголовье,
Все насквозь
Вымокли от слёз моих…

Там, в Ивами, где прибой
Бьёт у берегов Цуну,
Люди, поглядев кругом,
Скажут, что залива нет,
Люди, поглядев кругом,
Скажут: отмели там нет.
Всё равно прекрасно там,
Даже пусть залива нет!
Всё равно прекрасно там,
Пусть и отмели там нет!
У скалистых берегов,
В Нигитадзу, на камнях,
Возле моря, где порой
Ловят чудище-кита,
Водоросли взморья там,
Жемчуг-водоросли там,
Зеленея, поднялись.
И лишь утро настаёт,
Приливает вмиг волна,
И лишь вечер настаёт,
Набегает ветерок.
Как жемчужная трава
Клонится у берегов
В эту сторону и ту,
Гнётся и к земле прильнет
С набегающей волной,
Так спала, прильнув ко мне,
Милая моя жена.
Рукава её,
Что стелила мне она
В изголовье
Каждый раз,
Я оставил и ушёл.
И по утренней росе,
Идя горною тропой,
У извилин всякий раз
Все оглядывался я,
Много раз, несчётно раз
Оборачивался я.
И всё дальше оставлял
За собой родимый дом,
И всё выше предо мной
Были горы на пути.
Ненаглядное дитя —
Милая моя жена,
Словно летняя трава
В жарких солнечных лучах,
От разлуки, от тоски,
Верно, вянет там она
И горюет обо мне.
На село взгляну Цуну,
Где осталася она,
Наклонитесь же к земле,
Горы, скрывшие её!

Я мира бренного лишь человек простой,
И так как мне не быть с богами,
Легла преграда между нами.
И по утрам скорблю, любимый мой, —
В разлуке мы с тобой,
Мой государь любимый!
О, если б ты был яшмой драгоценной,
Я на руки надела бы тебя,
О, если б ты был шёлковой одеждой,
Её бы не снимала никогда!
О государь, любимый мною,
Вчерашней ночью, в снах
Я видела тебя!

Ловят чудище-кита…
В море Оми уходя,
Удаляйся от взморья,
Ты, плывущая ладья,
Приплывая к берегам,
Ты, плывущая ладья,
По морю вперед плывя,
Сильно вёслами не бей!
К берегу назад идя,
Сильно вёслами не бей!
Птицы, что любимы им,
Моим мужем, что мне мил,
Словно вешняя трава,
Государем дорогим,
Птицы улетят тогда…

Мирно правящий страной
Наш великий государь!
В стороне Ямасина
Возле склонов Кагами
Возвели курган тебе,
Что внушает трепет нам.
Ночью темной —
Напролет,
Светлым днем —
Весь долгий день,
Громко в голос
Плачут там
Сто почтеннейших вельмож —
Слуги славные твои,
Покидая твой курган,
Расставаясь навсегда…

Мирно правящий страной
Наш великий государь!
Только вечер настаёт,
Ты, бывало, всё глядишь
На пурпурную листву,
А когда придёт рассвет,
Ты, бывало, уходил
На гору Камиока,
Где растёт прекрасный клён!
Может, и сегодня ты
Вновь отправишься туда,
Может, завтра снова ты
Полюбуешься на клён?
Я на склоны этих гор,
Глаз не отводя, смотрю.
И лишь вечер настаёт,
Всё сильней моя печаль,
А когда придёт рассвет,
Снова я живу в тоске,
И одежды рукава
Из простого полотна
Мне от слёз
Не осушить…

Мирно правящий страной
Наш великий государь!
Ты, что озаряешь высь,
Солнца лучезарный сын!
Ты, который управлял
Поднебесной много лет
В Асука-стране,
Во дворце, среди равнин Киёмихара!
Как задумал это ты?
Как решиться только мог?
В дальней стороне Исэ,
Что незыблемо хранят
Ветры грозные богов,
В той далекой стороне
Поднялся туманом ты
В час прилива над волной,
Что сгибает до земли
Водоросли-жемчуга…
Ты, что так прекрасен был,
Как на ткани дорогой
Дивно вытканный узор,
Ты, что озаряешь высь,
Солнца лучезарный сын..

О гора Футагами —
Ларчик с крышкой дорогой,
Окруженная внизу
Быстрой Идзуми-рекой!
В день весны, когда цветут
В полном блеске все цветы,
Или осенью,
Когда
Блещет кленов алый лист,
Ах, когда я выхожу
И оглядываю даль,
Оттого ль, что боги там,
Величава та гора,
Оттого ль, что хороша,
Все смотрел бы на нее!
У пустынных берегов
Возле мыса, что зовут
Сибутани,—
Что вдали
Тянется, как длинный шлейф
Той горы Футагами,
Здесь слывущей божеством,—
У пустынных берегов
В час затишья поутру
Набегает на песок
В пене белая волна,
В час затишья ввечеру
Из морей идет прилив,
Заливая все вокруг.
И как белая волна
Набегает без конца,
Как нахлынувший прилив
Все становится сильней,
Точно так же без конца,
С каждым разом все сильней,
Тот, кто на гору глядел,
Отдается сердцем ей,
Хвалит красоту ее
С давних пор до сей поры.

В час, когда на свет явились
Небо и земля,
На равнинах вечных неба
Боги собрались.
Сотни, тысячи богов —
Бесконечное число —
И совет держали боги
И решили все дела:
Пусть богиня солнца ныне Аматэрасу
Будет править вечным небом,
В небесах царить.
А страна колосьев риса,
Где долины тростника,
До поры, когда сольются
Снова небо и земля,
Будет управляться богом —
Сыном божества.
Восемь ярусов раздвинув
Белоснежных облаков,
Бог сошел тогда на землю,
Чтоб страною управлять,
Тот, что озаряет высь,
Солнца лучезарный сын!
В дивной Асука-стране,
Во дворце Киёми ты,
Богом будучи, царил
Здесь во славе на земле.
Было сказано: страною
Будут впредь повелевать
Боги, что сошли на землю,
Внуки славные богов!
Но среди равнин небесных
Дверь пещеры отворив,
Поднялся наш бог на небо
И не возвратился вновь.
О великий государь,
Принц светлейший наш!
Если мог бы ты теперь
Поднебесной управлять,
То сверкал бы славы блеск,
Как весною блеск цветов!
И, как полная луна,
Все сияло бы вокруг.
Люди с четырех сторон
В Поднебесной, здесь,
Словно на большой корабль,
Уповали на тебя,
Как небесной влаги ждут,
Ввысь направив взор с мольбой,
Ожидали все тебя.
Как задумал это ты,
Как решиться только мог?
На холме здесь Маюми,
Что не знали мы досель,
Мы воздвигли навсегда
Вечный для тебя чертог,
И покои для тебя
Мы воздвигли до небес.
Утро каждое мы ждем,
Но не слышен твой приказ,
Много месяцев и дней
Минуло уже с тех пор.
И поэтому теперь
Свита славная твоя
Все не знает, как ей быть,
И куда теперь идти,

Птицы по небу летят…
И на Асука-реке,
У истоков, там, где мель,
Зеленея, поднялись
Водоросли-жемчуга.
И близ устья, там, где мель,
По воде они плывут
И касаются слегка
Стеблями стеблей.
Как жемчужная трава
Клонится у берегов
В эту сторону и ту,
Так склонялась, покорясь,
Божеству-супругу ты.
С ним теперь тебе не спать,
К нежной коже не прильнуть.
Ты не будешь рядом с ним,
Как при воине всегда
Бранный меч,—
И оттого
Ночью тёмной, что теперь
Ягод тутовых черней,
Ложе бедное твоё
Опустевшее стоит.
И поэтому никак
Не утешиться тебе…
Как на нити жемчуга,
Нижешь думы в тишине.
“Может встретимся ещё”,—
Верно, думаешь порой.
И идёшь его искать
В Оти, средь больших полей…
В светлой утренней росе
Промочив насквозь подол
Яшмовых одежд,
И в тумане ввечеру,
Платье промочив насквозь,
Не заснуть тебе в пути,
Где подушкой на земле
Служит страннику трава,
Не заснуть из-за него,
С кем не встретиться тебе
В этой жизни никогда!

Птицы по небу летят…
А на Асука-реке,
У истоков, там, где мель,
Камни в ряд мостком лежат,
А близ устья, там, где мель,
Доски в ряд мостком лежат.
Даже жемчуг-водоросли,
Что склоняются к воде
Возле каменных мостков,
Лишь сорвешь — опять растут!
И речные водоросли,
Что сгибаются к воде
Возле дощатых мостков,
Лишь засохнут — вновь растут!
Что ж могло случиться с ней?
Ведь, бывало, лишь встает,
Словно жемчуг-водоросли!
А ложится — так гибка,
Как речные водоросли…
Лучше не было ее!
Позабыла, что ль, она
Утром посетить дворец?
Иль нарушила она
Ночью правила дворца?
В дни, когда она была
Гостьей этой стороны,
Ты весною вместе с ней
Собирал в полях цветы,
Украшал себя венком,
А осеннею порой
Украшался вместе с ней
Клена алою листвой.
И одежды рукава,
Что стелили в головах,
Вы соединяли с ней.
Словно в зеркало глядя,
Любоваться на себя
Не надоедало вам.
Словно полная луна,
Дивной красоты была
Та, что нежно ты любил,
Та, с которой иногда
Выходил из дома ты
И изволил здесь гулять.
И Киноэ — тот дворец,
Где приносят рисом дань,
Вечным стал ее дворцом —
Так судьбою решено.
Шумны стаи адзи птиц…
А она теперь молчит
И не видит ничего.
И поэтому тебе
Все печально на земле.
Птицей нуэдори ты
Громко стонешь целый день,
Обездоленный супруг!
И, как птицы поутру,
Кружишь около нее;
Словно летняя трава,
Сохнешь без нее в тоске;
Как вечерняя звезда,
То ты здесь, то снова там;
Как большой корабль
Средь волн,
Ты покоя не найдешь…
Глядя на тебя, скорбим,—
Не утешить сердца нам,
Горю этому нельзя
Утешения найти…
Лишь останется молва,
Только имя будет жить,
Вместе с небом и землей!
Долго, долго будут все
Помнить и любить ее!
Пусть же Асука-река,
С именем которой здесь
Имя связано ее,
Будет тысячи веков
Вечно воды свои лить,
И пускай эти места
Будут памятью о ней,
О принцессе дорогой,
Что была прекрасней всех!

И поведать вам о том
Я осмелиться боюсь,
И сказать об этом вам
Страх большой внушает мне…
Там, где Асука-страна,
Там, в долине Магами,
Он возвел себе чертог
На извечных небесах.
Божеством являясь, он
Скрылся навсегда средь скал
Мирно правящий страной
Наш великий государь!
Горы Фува перейдя,
Где стоит дремучий лес,
В дальней северной стране,
Управлял которой он,—
Меч корейский в кольцах был…
И в Вадзамигахара,
Он во временный дворец
К нам сошел тогда с небес
Поднебесной управлять.
И задумал он тогда
Укрепить свою страну,
Где правление вершил,
Ту, которой управлял.
Из восточной стороны,
Той, где много певчих птиц,
Он призвать изволил все
Свои лучшие войска.
И сказал: “Уймите вы
Мир нарушивших людей!”
И сказал: “Смирите вы
Страны, где не чтят меня!”
И когда доверил он
Принцу повести войска,
То немедля славный принц
Опоясался мечом,
В руки славные он взял
Боевой прекрасный лук,
И повел он за собой
Лучшие его войска.
Призывающий в поход
Барабана громкий бой
Был таков,
Как будто гром
Разразился на земле,
Зазвучали звуки флейт,
Так, как будто зарычал
Тигр, увидевший врага,
Так, что ужас обуял
Всех людей, кто слышал их.
Флаги, поднятые вверх,
Вниз склонились до земли.
Все скрывается зимой,
А когда придет весна,
В каждом поле жгут траву,
Поднеся к траве огонь,
Словно пламя по земле
Низко стелется в полях
От порывов ветра, — так
Флаги все склонились вниз,
Шум от луков, что в руках
Воины держали там,
Страшен был,
Казалось всем,
Будто в зимний лес, где снег
Падал хлопьями,
Проник
Страшный вихрь —
И сразу, вмиг,
Завертелось все кругом,
И летящих всюду стрел
Было множество.
Они,
Как огромный снегопад,
Падали,
Смешалось все,
Но смириться не желая,
Враг стоял против врага,
Коли инею-росе
Исчезать — пускай умру! —
И летящей стаей птиц
Бросились отряды в бой.
И в тот миг из Ватараи,
Где святой великий храм,
Вихрь священный — гнев богов —
Налетел и закружил
В небе облака,
И не виден больше стал
Людям яркий солнца глаз,
Тьма великая сошла
И покрыла все кругом…
И окрепшую в бою
Нашу славную страну, где колосья счастья есть,
Пребывая божеством,
Возвеличил, укрепил
Мирно правящий страной,
Наш великий государь!
Думалось: коль станешь ты
Поднебесной управлять,
Будет тысячи веков
Все здесь так,
Как сделал ты.
И когда сверкало все
Славой на твоей земле,
Словно белые цветы
На священных алтарях,
Наш великий государь,
Принц светлейший,
Твой чертог
Украшать нам довелось
И почтить, как храм богов.
Слуги при твоем дворе
В платья яркой белизны
Из простого полотна
Нарядились в этот день,
И в долине Ханиясу,
Где твой высится дворец,
С ярко рдеющей зарею
Долгий и печальный день,
Уподобясь жалким тварям,
Приникали мы к земле.
А когда настали ночи
Ягод тутовых черней,
Мы, взирая вверх, смотрели
На дворец великий твой.
И перепелам подобно,
Мы кружились близ него.
И хотя служить хотели,
Трудно нам служить теперь!
И подобно вешним птицам,
Громко лишь рыдаем мы.
И еще печаль разлуки
Не покинула сердца,
И еще тоска и горе
Не иссякли до конца,
А тебя уже несли мы
Из долины Кудара,
Где звучат чужие речи…
Божество мы хоронили —
Хоронили мы тебя.
…Полотняные одежды
Хороши в селенье Ки!..
И в Киноэ храм великий
Вечным храмом стал твоим.
В этом храме стал ты богом,
Там нашел себе покой…
И хотя ты нас покинул,
Но дворец Кагуяма,
Что воздвигнуть ты задумал,
Наш великий государь,
Чтобы он стоял веками,—
Будет вечно с нами он!
Как на небо, вечно будем
На него взирать мы ввысь!
И жемчужные повязки
Мы наденем в эти дни,
И в печали безутешной
Будем вспоминать тебя,
Преисполненные горем,
В трепете святом души…

Мирно правящий страной
Наш великий государь!
Ты, что озаряешь высь,
Солнца лучезарный сын!
Во дворце своем теперь
На извечных небесах
Ты, что был здесь божеством,
Ныне богом там царишь!
И об этом обо всем
Даже страшно говорить…
День проходит,
День за днем,
Ночь идет,
За ночью — ночь,
Распростершись ниц, лежим
И горюем о тебе…
Но не выплакать печаль!

Гуси по небу летят
На пути в Кару —
То возлюбленной село,
Край родной ее.
Как мечтал я,
Как желал
На нее взглянуть!
Только знал:
Идти нельзя,
Много глаз людских.
Часто приходить нельзя:
Люди будут знать!
Лучше встретиться потом,
В майский день.
В майский день
Зеленый плющ
Ложем будет нам! Думал я,
В надежде был,
Как большому кораблю,
Доверял я ей!
Ото всех таил любовь,
Будто в бездне
Среди скал
Жемчуг дорогой…
Но, как меркнет в небесах
Солнце на закате дня,
Как скрывается луна
Между облаков,
Будто водоросль морей,
Надломилась вдруг она,
Будто клена Алый лист,
Отцвела навек!
С веткой яшмовой гонец;
Мне принес об этом весть…
Словно ясеневый лук,
Прогудев, спустил стрелу…
Что я мог ему сказать?
Что я сделать мог?
Голосам людей внимать
Был не в силах я,
А любовь моя росла…
Чем утешиться я мог?
Я пошел тогда в Кару
На базар в ее село,
Где любимая моя
Мне встречалась
В ранний час…
Там стоял и слушал я,
Но и голоса ее,
Что звучал, как пенье птиц,
Возле кленов Унэби,
Той горы, что звал народ
Девой чудной красоты
В перевязях жемчугов,
Возле склонов Унэби,
Даже голоса ее
Не услышал я!
Был мой путь копьем из яшмы,
Это значит — путь прямой,
Что копье.
Таков был путь
Предо мной, где шел народ,
Но не мог я там найти,
Ни одной не мог я встретить
Хоть похожей на нее!..
И в отчаянье,
Любя,
Только имя призывал
Дорогой моей жены,
Лишь махал ей рукавом, —
Звал напрасно я!..

В дни, когда еще жила
Ты со мною на земле,
Ты была моей женой,
Той, кого я так любил,
Так же сильно,
Как весной
Эта пышная листва
Среди множества ветвей,
Что повсюду разрослись
На деревьях, на цуки,
В силу полную растет,
Здесь, близ дома,
У ворот,
Где с тобой — рука в руке —
Любовались на нее.
Ты была моей женой,
На которую всегда
Уповал всем сердцем я!
Но жесток закон земной,
Ничего не сделать с ним!
На заброшенных полях,
Где, сверкая и горя,
Поднималось пламя вверх,
В белой ткани облаков
Скрылась ты от нас вдали,
Будто птица,
Улетев рано поутру,
Будто солнце ввечеру,
Спряталась от нас.
И поэтому теперь,
Каждый раз, как молока,
Плача, просит у меня
Малое дитя,
Что оставила ты нам
В память о себе,—
Нечего ему мне дать.
Но, как бережно несет
Птица в клюве колосок,
Я малютку подниму,
Ласково обняв рукой…
И в опочивальне здесь,
Где стелила ты постель,
Где с тобой, моя жена,
Спали мы вдвоем,—
Дни я провожу в тоске,
Ночи напролет не сплю
И вздыхаю до зари.
Сколько ни горюй —
Сделать ничего нельзя.
Сколько ни тоскуй —
Встрече больше не бывать!
И когда сказали мне,
Что вдали в горах Хагай,
Там, где лишь орлы живут,
Может быть, найду тебя,
Стал по скалам я шагать,
Разбивал их и ломал,
Тяжкий путь прошел в горах,
Но любимой не нашел.
Счастья нету на земле,—
Как подумаю о том,
Что ее, мою жену,
Неразлучную со мной,
Даже и на краткий миг,
Миг, что яшмою блеснет,
Больше не увидеть мне!

В дни, когда еще жила
Ты со мною на земле,
Ты была моей женой,
Той, кого я так любил,
Так же сильно,
Как весной
Эта пышная листва
Среди множества ветвей,
Что повсюду разрослись
На деревьях, на цуки,
В силу полную растет,
Здесь, близ дома,
У ворот,
Где с тобой — рука в руке —
Любовались на нее.
Ты была моей женой,
На которую всегда
Уповал всем сердцем я!
Но жесток закон земной,
Ничего не сделать с ним!
На заброшенных полях,
Где, сверкая и горя,
Поднималось пламя вверх,
В белой ткани облаков
Скрылась ты от нас вдали,
Будто птица,
Улетев рано поутру,
Будто солнце ввечеру,
Спряталась от нас.
И поэтому теперь,
Каждый раз, как молока,
Плача, просит у меня
Малое дитя,
Что оставила ты нам
В память о себе,—
Нечего ему мне дать.
Но, как бережно несет
Птица в клюве колосок,
Я малютку подниму,
Ласково обняв рукой…
И в опочивальне здесь,
Где стелила ты постель,
Где с тобой, моя жена,
Спали мы вдвоем,—
Дни я провожу в тоске,
Ночи напролет не сплю
И вздыхаю до зари.
Сколько ни горюй —
Сделать ничего нельзя.
Сколько ни тоскуй —
Встрече больше не бывать!
И когда сказали мне,
Что вдали в горах Хагай,
Там, где лишь орлы живут,
Может быть, найду тебя,
Стал по скалам я шагать,
Разбивал их и ломал,
Тяжкий путь прошел в горах,
Но любимой не нашел.
Счастья нету на земле,
Раз она, моя жена,
Что была любимым мной человеком на земле,
Стала пеплом навсегда…

Словно средь осенних гор
Алый клен,
Сверкала так
Красотой она!
Как бамбуковый побег,
Так стройна она была.
Кто бы и подумать мог,
Что случится это с ней?
Долгой будет жизнь ее,
Прочной будет, что канат,—
Всем казалось нам.
Говорят,
Что лишь роса
Утром рано упадет,
А под вечер — нет ее.
Говорят,
Что лишь туман
Встанет вечером в полях,
А под утро — нет его…
И когда услышал я
Роковую весть,
Словно ясеневый лук,
Прогудев, спустил стрелу.
Даже я, что мало знал,
Я, что мельком лишь видал
Красоту ее,—
Как скорбеть я стал о ней!
Ну, а как же он теперь —
Муж влюбленный, Молодой,
Как весенняя трава,
Что в ее объятьях спал,
Что всегда был рядом с ней,
Как при воине всегда
Бранный меч?
Как печали полон он,
Как ночами он скорбит
Одиноко в тишине,
Думая о ней!
Неутешен, верно, он,
Вечно в думах об одной,
Что безвременно ушла,
Что растаяла росой
Поутру,
Что исчезла, как туман,
В сумеречный час…

Замечательна страна,
Что зовется Сануки,
Где склоняются к воде
Водоросли-жемчуга,
Оттого ли, что страна
Блещет дивной красотой,—
Сколько ни любуйся ей,
Не устанет жадный взор.
Оттого ль, что боги ей
Дали жизнь на земле,—
Люди свято чтут ее.
Вместе с небом и землей,
Вместе с солнцем и луной
Будет процветать она,
Лик являя божества.
Там, из гавани Нака,
Что известна с давних пор,
Я отчалил в дальний путь,
И когда по морю плыл,
Я, качаясь на ладье,
Ветер,
Что в прилива час набегает,—
Налетел,
Нагоняя облака.
И когда взглянул я вдаль,—
Встала за волной волна
Бесконечной чередой…
Я на берег посмотрел —
С диким ревом волны там
В белой пене поднялись.
Море мне внушало страх,
И на весла я налег,
Ударяя по волнам,
С этой стороны и той
Много было островов,
Но известен среди них
Славный остров Саминэ!
На скалистых берегах
Я раскинул свой шалаш,
Оглянулся я вокруг
И увидел:
Ты лежишь,
Распластавшись на земле,
Сделав ложем камни скал,
Вместо мягких рукавов,
Изголовьем для себя
Выбрав эти берега,
Где так грозен шум волны…
Если б знал я,
Где твой дом,
Я пошел бы и сказал,
Если знала бы жена,
Верно бы, пришла она
И утешила тебя!
Но, не зная, где тот путь,
Что отмечен был давно
Яшмовым копьем,
Вся в печали и слезах,
Верно, ждет еще тебя
И тоскует о тебе
Милая твоя жена!

Там, где ясеневый лук
Держат рыцари в руке
И сжимают стрелы счастья,
Попадать стараясь в цель,
Там, на склонах Такамато,
Я спросил: “Что за огни
Вдалеке сверкают ярко,
Как зажженные костры,
Что в полях горят весною,
Чтобы выжигать траву?”
На пути, что был отмечен
Яшмовым копьем,
Проходя остановился
Человек передо мной,
И когда он плакал, слезы
Мелким падали дождем.
Белотканые одежды
Стали влажными от слез.
Обо всем он мне поведал,
Но поверить я не мог.
Лишь рассказ его услышал,
Горько в голос зарыдал.
Лишь сказал он —
Стало сразу больно сердцу моему:
“В путь далекий провожают
Сына славного богов,
Что вселенной управляют,
Это факелы сверкают
Блеском ярким на горах…”

Мирно правящий страной
Наш великий государь,
Ты, что озаряешь высь,
Солнца лучезарный сын!
Режут свежую траву
Здесь, в Каридзи, на полях,
И коней построив в ряд,
На охоту едешь ты.
А олени, чтя тебя,
Пред тобой простерлись ниц,
Даже птицы удзура
Ползают у ног твоих,
Словно те олени, мы,
Чтя тебя, простерлись ниц.
Словно птицы удзура,
Ползаем у ног твоих.
Трепеща перед тобой,
Служим преданно тебе.
Как глядят, поднявши взор,
На извечный свод небес,
Как взирают, глядя вверх
На святые зеркала,
Мы взираем на тебя.
Но ведь сколько ни гляди,
Как весенняя трава,
Все милее сердцу ты,
Наш великий государь!

К нам сошедшая с небес,
О небесная гора,
О гора Кагуяма!
Лишь придёт туда весна,
Дымка вешняя встаёт.
От порыва ветерка
В соснах молодых
Поднимаются, шумят
Волны на пруду.
От вишнёвых лепестков
У деревьев тень густа.
И на взморье вдалеке
Селезень зовёт жену,
А на отмели морской
Адзи стаями шумят.
И печально, что уж нет
Больше вёсел на ладьях,
На которых, веселясь,
Отплывали из дворца
Сто почтеннейших вельмож.
Грустно, что никто теперь
Не плывёт на тех ладьях…

К нам сошедшая с небес —
Вот она гора богов,
О гора Кагуяма!
Лишь придет туда весна,
Стелется туман кругом,
От вишневых лепестков
У деревьев тень густа.
От порыва ветерка
В соснах молодых
Подымаются, встают
Волны на пруду.
А на отмели морской
Адзи стаями шумят,
А на взморье вдалеке
Селезень зовет жену.
И печально, что уж нет
Больше весел на ладьях,
На которых плыли здесь
Раньше люди из дворца —
Сто почтеннейших вельмож!
А ведь я еще мечтал
На ладьях на этих плыть…

Мирно правящий страной
Наш великий государь,
Ты, что озаряешь высь,
Солнца лучезарный сын!
Словно падающий снег
С вечной высоты небес,
Покрывающий дворец,
Где страною правишь ты,
Буду вечно, вновь и вновь
Приходить к тебе сюда
До пределов дней моих,
До ухода в вечный мир!

…Лишь только небо и земля
Разверзлись, — в тот же миг,
Как отраженье божества,
Величественна, велика,
В стране Суруга поднялась
Высокая вершина Фудзи!
И вот, когда я поднял взор
К далеким небесам,
Она, сверкая белизной,
Предстала в вышине.
И солнца полуденный луч
Вдруг потерял свой блеск,
И ночью яркий свет луны
Сиять нам перестал.
И только плыли облака
В великой тишине,
И, забывая счет времен,
Снег падал с вышины.
Из уст в уста пойдет рассказ
О красоте твоей,
Из уст в уста, из века в век,
Высокая вершина Фудзи!

В стороне далекой Ки
Где приносят луки в дань,
И в Суруга — стороне,
Там, где плещется волна,
Между этою и той
На границе славных стран,
Возвышаясь, поднялась
Фудзи — дивная гора!
Даже облака небес
К ней боятся приплывать,
Даже птицам, что летят,
Не подняться до нее,
И огонь, что в ней горит,
Тушат белые снега,
Снег, что падает с небес,
Тает от огня…
Трудно даже и сказать,
И не знаешь, как назвать
Пребывающее в ней
Дивным чудом божество!
У подножия лежит
Озеро большое Сэ.
Это озеро от глаз
Скрыто склонами горы.
Переходит там народ
Реку Фудзи на пути —
То стремительный поток,
Что бежит с вершины вниз.
И в Ямато-стороне,
Где восходит солнце ввысь,
Мир несет всем божество,
Пребывающее в ней.
О гора, что вобрала
Все сокровища в себя.
Ах, в Суруга — стороне
Поднялась до облаков
Фудзи — славная гора!
Сколько ни любуйся ты,
Не устанешь никогда любоваться на нее!

В разных сторонах земли,
Где правление вершат
Внуки славные богов,
К нам сошедшие с небес,
Много жарких бьет ключей.
Но в народе говорят,
Что в стране этой Иё
Дивной красоты полны —
Горы наших островов!
И когда с вершин тех гор
Взглянешь на деревьев ряд,
Над источником, где принц
На холме Исанива
У крутых вершин Иё
Думы думал
И слагал
Песни славные свои,—
Видит изумленный взор,
Что деревья оми там
Продолжают зеленеть.
Голоса поющих птиц
Там звучат без перемен.
И на долгие века
Отраженьем божества
Вечно будет процветать
Место странствия царей!

Словно дерево цуга
Средь священных славных гор
Каминаби в Миморо,
Что растет из века в век,
Умножая сень ветвей,
Потерявших счет в веках,
Словно тот жемчужный плющ,
Что растет меж горных скал,
Простираясь без конца,
Вновь и вновь хочу сюда
Без конца я приходить,
Чтоб на Асука взглянуть,
На столицу прежних лет!
Там и горы высоки,
Там и реки хороши,
И в весенний яркий день
Все б смотрел на склоны гор!
И осенней ночью я
Слушал бы журчанье струй!
Утром в белых облаках
Пролетают журавли,
А в тумане ввечеру
Там кричит речной олень.
Каждый раз, когда приду
И любуюсь на нее,
В голос горько плачу я,
Вспоминая старину…

От Цунуга-берегов
Я отплыл
В страну Коси.
На огромном корабле,
Много весел закрепив,
Вышли на простор морской.
И когда, спеша вперед,
По морю мы стали плыть,
В бухте дальней Таюи
Показался легкий дым…
То рыбачки над костром
Выжигали соль вдали.
Но в пути скитаюсь я,
Где подушкой на земле
Служит страннику трава,
И печально мне смотреть.
Одному на этот дым…
Перевязь из жемчугов,
Что сверкали на руках
У владыки вод морских,
На себя теперь надев,
Полон я тоски и дум
О далеких островах,
О Ямато-стороне!

О весенний яркий день!
В Касуга — долине гор,
Гор Микаса, что взнесли
Гордую корону ввысь,
Как над троном у царей!
По утрам среди вершин
Там клубятся облака,
Птицы каодори там
Распевают без конца.
И как эти облака,
Мечется моя душа,
И как птицы те, поет
Одинокая любовь.
В час дневной —
За днями дни,
В час ночной —
За ночью ночь,
Встану я или ложусь —
Все томит меня тоска
Из-за той, что никогда
Не встречается со мной!

Боги,
Что сошли сюда
С вечной высоты небес
Из-за облачных долин,
Боги славные,
Для вас
Ветвь сакаки я сорву,
Что растет в ущельях гор.
Я к той ветке привяжу
Пряжу с белым волокном,
Помолясь, зарою здесь
Я сосуд с вином святым,
Словно яшму, нанижу
Густо
Молодой бамбук
И, как дикий вепрь в горах,
На коленях поползу,
В покрывало завернусь
Слабая жена,
И, творя святой обряд,
Буду всей душой молить…
Неужели и тогда
Мне не встретиться с тобой?

Там, где много певчих птиц,
В той восточной стороне
Много есть высоких гор,
Но средь них одна гора,
Всеми чтимая, стоит —
Это двух божеств гора.
Две вершины поднялись
У нее, красуясь, в ряд,
Ненаглядною горой
Называют все ее.
С незапамятных времен,
Со времен еще богов
Люди сказ ведут о ней,
И с Цукуба, с вышины
Все любуются страной.
Но в снегу она теперь,
Хоть не время быть зиме,
А уйти, не посмотрев,—
Тосковать еще сильней!
И поэтому с трудом
Горною тропой идя,
Где повсюду тает снег,
Тяжкий путь перенеся,
На вершины я взошел!

Владыка вод,
Какой кудесник он!
Авадзи-остров
Поместил он в середину,
Волнами белыми Страну Иё он окружил.
В проливе Акаси,
Там, где луна
Раз восемнадцатый
Сменяется рассветом,
Лишь вечер настает,
Его велением
Все заполняет
Набегающий прилив.
А только рассветет —
Он заставляет
Прилив отхлынуть
Вдаль от берегов…
И так как страшны волны в те часы
В прилива грохоте,
На острове Авадзи
Средь скал укрылся я от них
И ждал с тоской:
Когда же наконец
Нам ночь тревожную
Рассвет желанный сменит?
И оттого не мог забыться сном…
И вот тогда над водопадом,
В полях Асану молодой фазан
Поднялся в небо с громким криком,
Вещая нам, что наступил рассвет.
Итак, друзья!
Мы смело в плаванье идем,
Спокойна стала гладь морская!

Как бамбуковый побег,
Строен был прекрасный принц,
Был пригож и краснолиц
Мой великий государь!
И средь гор Хацусэ он
В скрытой от людей стране
Божеством священным стал —
Люди молятся ему.
С веткой яшмовой гонец
Рассказал об этом мне,
То не выдумку ль, не ложь
Услыхала нынче я?
Не ошибку ли, не ложь
Услыхала нынче я?
О, на небе и земле
Нет печали тяжелей,
В мире бренном и пустом
Нет печали тяжелей!
Там, где облако небес
Дальний свой кончает путь,
Там, где небо и земля
Знают свой предел,
В той далекой стороне
Он нашел себе покой.
С крепким посохом в руке
И без посоха в руке
Поспешила бы к нему.
И на перекрестках всех
Я гадала б ввечеру,
И на камешках в пути
Я гадала бы о нем,
И у дома своего
Я б часовню возвела,
У постели бы своей
Со святым вином сосуд
Я поставила б, молясь,
Словно яшму, густо я
Нанизала бы бамбук,
Чтоб свершить святой обряд,
Перевязь надела б я,
В поле дальнем, в небесах,
В поле Сасара
Травы нанафусугэ
В руки бы взяла
И отправилась бы я
К берегам реки святой
На извечных небесах.
Очищенье там приняв,
Я б молилась о тебе!..
Но среди высоких гор
Ты на каменной скале
Успокоился навек!

Обвита плющом скала
По дороге в Иварэ…
Утром рано
Каждый день
Проходил, наверно, ты,
Совершая этот путь,
Верно, думал каждый раз:
Лишь придет веселый май,
Запоет кукушка здесь,
Нежных ирисов цветы,
Померанцы мы сорвем,
Яшмой нанизав на нить,
Мы сплетем себе венки…
В долгий месяц сентября,
В моросящий мелкий дождь
Украшаться будем мы
Клена алою листвой.
И как долго без конца
Тянется ползучий плющ,
Долго будет длиться все,
Вечно, тысячи веков!
Так, наверно, думал ты,
По дороге проходя…
И возможно ль, что тебя
Будем завтра мы считать
Нам чужим уже навек?

Говорят, что в старину
Жил на свете человек.
Чтобы деву в жены взять,
Он построил ей шалаш,
Обменяться думал он
Из цветистой ткани с ней
Поясами навсегда!
И хоть слышал я, что здесь
Место, где лежит она,
Успокоившись навек,
Чудо-дева Тэкона
Из страны Кацусика,—
Потому ли, что листва
На деревьях хиноки
Стала так густа,
Потому ль, что у сосны
Корни далеко ушли,—
Не узнать мне этих мест…
Но достаточно и слов,
Только имени ее,
Чтоб об этом позабыть
Был уже не в силах я!