Ныне, когда в жизни так ценится внешняя яркость, сердца людей стремятся к показному блеску, и появляется множество песен безвкусных, легковесных, преходящих. Иные служат забавой в домах легкомысленных сластолюбцев, сокрытые от взоров наподобие рухнувшего дерева, что гниет под водой. Не место песням и на людных сборищах, где они всем открыты, словно метелки цветущего мисканта. Поразмыслив, с чего начиналась японская поэзия, мы поймем, что негоже ей пребывать в таком положении. Многие поколения правителей в стародавние времена созывали бывало придворных, повелевая им воспеть в стихах красу вешних вишен на заре или луну осенней ночи. Порой поэт отправлялся нехожеными тропами в дальний край, чтобы предаться созерцанию цветов, порой уходил в беспросветный мрак ночи, чтобы помыслами устремиться к луне. Государи же читали те сочинения, отделяя искусные от невежественных.

Не только о том, но и о многом ином писали поэты: сравнивали век повелителя с камушком, что станет скалою;[22] уповали на милость государеву, уподобляя сень той милости тени от горы Цукуба;[23] изливали радость и ликование, переполняющие сердце;[24] приравнивали любовь свою к дыму, клубящемуся над вершиной Фудзи;[25] вспоминали о друзьях, слушая верещание сверчка;[26] размышляли о том, как стареют они вместе с соснами в Такасаго и в Суминоэ;[27] припоминали, как доводилось некогда им восходить на гору Отоко;[28] сетовали на то, как недолговечна краса «цветка-девицы» патринии;[29] созерцая опадающие лепестки вешним утром, слушая шорох облетающих листьев осенним вечером, скорбели они о том, что с каждым годом отражение в зеркале являет взору все более «снега и белогривых волн»;[30] дивились они бренности плоти своей при виде росы на траве или иены на воде.[31] Иные оплакивали ушедшую безвозвратно пору своего расцвета;[32] печалились о том, что жизнь разлучила их с близкими;[33] иные заставляли волну подниматься до вершины горы Суэномацу;[34] иные черпали воду из ручья на лугу[35] любовались листьями осенних хаги[36] или считали удары фазаньих крыльев на ранней заре.[37] Иные горевали о превратностях жизни, сравнивая чреду их с бесчисленными коленцами черного бамбука,[38] или, воспевая образ реки Ёсино, пеняли на несовершенство мира.[39] Услыхав, что дым перестал куриться над вершиной Фудзи[40] или что обветшал мост Нагара,[41] только в песне искали они утешения сердцу.

Статуя Амиды, которая в нынешнее правление испускает сияние и находится в храме Хисодэра, что в Ёсино, - [одна из этих статуй].

Медведь-оборотень выпустил свои когти, и был добыт небесный меч у Такакура; хвостатые существа представали ему в пути, и большой ворон указал дорогу на Ёсину. Танцуя рядами, уничтожили они мятежников; внимая песне, ниспровергли они врагов.

Песня принца Югэ, посланная принцессе Нукада, когда он прибыл во дворец Ёсину

Песня принцессы Нукада, сложенная в ответ принцу [Югэ], когда он прислал ей из Ёсину сорванную им ветку старой сосны

Песня принца Югэ, сложенная во время его пребывания в Ёсину

Песня, сложенная по повелению императора вторым советником двора царедворцем Отомо во время пребывания императора [Сёму] во дворце Ёсину весной [первого года Дзинки (724), в третьем месяце]

Песня принца Юхара, сложенная в Ёсину

Два плача Какиномото Хитомаро о девушке из Идзумо,утопившейся в реке, сложенные во время погребального обряда сожжения в Ёсину

№ 80. Пятисложное. Следую за государевым паланкином во дворец Ёсино.

№ 100. Семисложное. Написано в Ёсино.

№ 102. Пятисложное. Следую за государевым паланкином во дворец Ёсино.

№ 73. Пятисложное. Сопровождаю государя во дворец Ёсино.

№ 45. Пятисложное. Отправляюсь во дворец в Ёсино.

№ 47. Пятисложное. Следую за паланкином во дворец Ёсино. По велению государя.

№ 115. Пятисложное. Вторю стихотворению главного министра Фудзивара, сложенному в Ёсино. Следую выбранной им рифме.

№ 31. Отправляюсь в Ёсино.

Песня Каса Канамура, сложенная во время посещения императрицей [Гэнсё] дворца Тоцумия в Ёсину летом седьмого года Ёро, в пятом месяце
и танка

В некоторых книгах сказано: [эти песни] были сложены в 7-м г. Ёро, в 5 месяце, когда императрица Гансё посетила дворец в Ёсину

Песня Каса Канамура, сложенная летом второго года Дзинки, в пятом месяце, когда император [Сёму] прибыл в Ёсину, во дворец Тоцумия

Песня, сложенная генерал-губернатором Дадзайфу царедворцем Отомо Табито в мыслях о далеком дворце Ёсину

Песня, сложенная Ямабэ Акахито по высочайшему приказу, во время пребывания императора [Сёму] во дворце Ёсину летом восьмого года [Тэмпё (736)], в шестом месяце.

Сложено в Ёсину

Пришел Сора, рассказал, как любовался цветами Ёсино и ходил паломником в Кумано.

Две песни, сложенные во время посещения императором дворца Тоцумия в Ёсину

Песня, сложенная чиновником из министерства церемоний Оямато в Ёсину

На этот раз один — всё дальше и дальше — брёл по тропам Ёсино: вот уж и вправду горная глушь многослойные белые тучи громоздятся над вершинами, дождевой туман прикрывает ущелья, там и сям разбросаны по склонам, словно игрушечные, хижины дровосеков, на западе рубят деревья, а стук топоров раздается на востоке, удары храмовых колоколов рождают отклик в самой глубине души.

Три дня провел я с вишнями Ёсино, любовался рассветами и закатами, печальный свет предрассветной луны проникал в мою душу и полнил грудь, меня чаровали виды, воспетые некогда господином Регентом, я блуждал по тропам в поисках веток, надломленных рукой Сайгё, вспоминал строки, когда-то оброненные здесь Тэйсицу: «Вот это да!..», сам же не умел найти ни единого слова, да, как это ни досадно, бесполезные уста мои неизменно оставались замкнутыми.