Отец и мать,
За домом позади у вас в саду
Есть “сто-веков-трава”,—
Так сто веков на свете вы живите,
До той поры, пока я не приду!

Государеву указу
Нынче в страхе повинуюсь я,
Покидаю я тебя, моя жена,
Руки милые, что были изголовьем.
Службу отбывать пришла пора!

Постепенно
Платьев шум затих,
И ни слова не сказав жене,
Я ушёл, покинув милый дом,
И теперь страдаю без неё!

Не увидеть больше милую жену,
Что была всю жизнь близ меня,
Как при воине отважном бранный меч,
И рыдаю в голос, плачу я теперь,
Хоть и не ребенок малолетний я…

Словно ясакадори —
Селезень, что в море здесь живет
И, ныряя, дышит тяжело,
Так же тяжело вздыхаю я
Оставляя милую жену…

Словно птица водяная,
Упорхнул я,
И, готовясь уезжать в далёкий путь,
Я жене любимой не сказал ни слова,
И теперь нет сил сдержать тоску!

О любимая жена моя,
Что, горюя, провожала в путь меня
И смотрела, как я на гнедом коне
За ворота выезжал с трудом,
Оставляя милый сердцу дом?

В бухте славной Мацугаура,
Как волна шумит кругом толпа,
А я думал о любимой,
Что хотела
Слово мне заветное сказать!

Ах, уйти, оставить здесь тебя
Жалко сердцу, милая моя.
Хорошо бы — нет другой мечты,—
Чтоб у лука
Рукояткой стала ты!

Когда в стражи я из дома уходил,
Было рано, лишь забрезжила заря,
У ворот моя жена стояла,
Всё не знала, как теперь ей быть,
Всё боялась мои руки отпустить.

В час, когда средь листьев тростника
Встал туман вечернею порой
И вдруг холоден стал
Дикой утки крик,
О тебе я вспоминал с тоской!

Милую жену покинул я,
Бросил я её в селе чужом.
Тяжко мне
И глаз не отвести,
Все глядел, пока вдали не скрылся дом…

С трепетом приказу внял
Государя моего,
С завтрашнего дня
Буду спать с зеленою травой,
Без тебя, любимая моя.

Как видно, милая моя жена
В разлуке сильно обо мне тоскует:
В воде, что пью,
Ее мне чудится лицо,
И я забыть ее не в силах.

Осенью, зимой, весной и летом
Разные цветы цветут кругом,
Но скажите, почему не расцветает
Тот цветок,
Что называют “мать”?

О, если б бухта Ниэноура
И Сируха — скалистый берег
В Тоотоми —
Соединились бы, — наверное, тогда
С тобой я мог бы обменяться словом.

Отец и мать, родимые мои,
О, если б стали вы цветами,
Пусть уходил бы я в далекий путь,
Где изголовьем служат только травы,
Держа в руках цветы, я был бы вместе с вами!

Если б было время у меня,
Чтоб жену нарисовать свою
И с собою взять её портрет,
Я, в далёкий отправляясь путь,
Вспоминая, всё смотрел бы на него...

Императора великого указ
С трепетной покорностью приняв,
Вдоль скалистых дальних берегов
По равнине моря я плыву,
И отца, и мать оставив позади…

Вот из многих из далеких стран
Собрались толпой мы
В бухте Нанива.
Если б в день, когда украшу свой корабль,
Близкие мои взглянули на него!

В гавани прекрасной Нанива
Снаряжали, украшали корабли.
Неужели нынче в этот день
Мы отправимся в далекий путь
И не сможет мать на это все взглянуть?..

Взлетев, как птица водяная, в спешке,
Отцу и матери родной
Ни слова не сказав,
Я дом покинул —
И как теперь раскаиваюсь я!

Как этот берег, что отходит в дали,
Пустой, скалистый берег в Мурадзи,
Где делают циновки из рогожи,—
Так с каждым часом мать родная — дальше…
О ты, печаль далекого пути!

По странам покружив, атори — птицы
Вернулись шумной стаей вновь сюда…
Теперь кружить иду повсюду я.
Молитесь обо мне и ждите,
Пока я снова не вернусь домой!

Отец и мать, я одного хочу:
Чтобы с молитвою меня вы ждали
До той поры,
Пока не принесу
Я жемчуг, что лежит в Цукуси под волнами.

Отца оставил я
В селе Миори,
Где померанцев зреют яркие плоды…
О, эти долгие пути-дороги,
Как трудно будет мне по ним идти…

Будь крепкой, словно дом, где ставят
Столбы священные из хиноки
И, чтобы счастье было, бога славят,
Будь крепкой, матушка, и счастливо живи
И не меняйся никогда, родная!

Странствие далекое мое,
Хоть и временным тебя считаю я,
Но как горько за жену мою,
Что, нося ребенка, будет сохнуть,
Оставаясь дома без меня…

Думал, может, позабуду я в дороге,
Шел полями, шел горами я
И пришел сюда.
Но мать, отца родного
Позабыть в дороге я не смог.

Как сердцу дорога
Гора в Суруга,
Где водопады быстрые шумят,
Которой любовались часто вместе
С женою милою моей.

Мать и отец,
Нежно голову гладя,
Желали мне счастья в пути,
И слова, что они в час разлуки сказали,
Позабыть не смогу никогда.

Со вскормившею меня
Матерью родной расстался я.
В самом деле,
В шалаше живя в пути,
Разве мне спокойный сон найти?

Извилин сотни миновав в дороге,
Пришел сюда…
Ужели я опять,
Расставшись с берегом,
Отправлюсь в путь далекий
И буду проходить десятки островов…

В саду своем
Я богу Асува
С деревьев ветки поднесу с мольбою,
Молиться буду всей душою,
Чтоб не было беды, пока я не вернусь!

Во сколько раз ни складываю я
Дорожную одежду, спать ложась,
Но все равно
Все больше мерзну я —
Ведь нет со мной теперь жены любимой…

Ах, уйду ли я, тебя покинув,
Что прильнула с нежностью ко мне,
Как горох ползучий,
Что обвил шиповник,
Расцветавший у обочины дорог?

Каждый день здесь дует ветер
Из родной далекой стороны,
Но никто оттуда не приходит,
Не приносит вести долгожданной
От возлюбленной жены моей.

Словно стаи уток улетали —
Отправлялись мы в далекий путь,
Опечаленное сердце милой,
Что со мной прощалась в этом шуме,
До сих пор я не могу забыть!

Ужели, как чужой,
Один я буду жить,
Отплыв в далекий край от бухты Нанива,—
Ты станешь далека, подобно островам,
Что средь колодца облаков видны вдали…

Смогу ли я забыть,
Как мать моя родная,
Не отпуская рук и гладя рукава,
Из-за меня рыдала горькими слезами?
Мне чувств ее не позабыть!

Все вспоминаю я, как, став в углу,
У тростникового плетня,
Жена моя
Рыдала горькими слезами,
Смочив насквозь из белой ткани рукава…

Когда из дома я в дорогу уходил,
Государеву приказу подчинись,
Говоря со мной,
Любимая жена
Все боялась мои руки отпустить…

На корабле, что паруса направил
В Цукуси — дальнюю страну,
Когда же, отслужив срок долгой службы,
Я парус поверну
На родину мою?

В заливе Нанива,
Спустив корабль в море
И много весел прикрепив к бортам,
Я ныне в путь отплыл —
Об этом дома моей жене любимой передай!

Ах, в шумной суете
Когда служить шел в стражи,
Своей жене, что дома оставлял,
Я даже слова на прощанье не сказал
О том, как надлежит ей жить без мужа…

Из гавани далекой Нанива,
Чудесно озаренной блеском волн,
Корабль свой снарядив,
Отправился я в путь —
Жене моей об этом передай!

О, если б гуси пролетели мимо,
Спеша в Хитати — родину мою,
Я им поведал бы
Тоску свою
И дал бы знать о ней моей любимой!

Когда забудешь ты мое лицо,
Взгляни на дальний пик Цукуба,
И, глядя на него,
В разлуке вспоминай
Свою далекую подругу!

Река возлюбленная Кудзигава,
Благополучна будь и жди меня!
Я вновь вернусь к тебе сюда,
Приладив к маленькой ладье
Побольше весел!

Как лилии, что расцвели на склоне
Горы Цукуба,
Так и милая моя
Мила душе моей и вечером на ложе,
И среди бела дня она мила!

Падает на землю град: каси-каси…
В Касима, молясь все время богу этих мест,
Я сегодня прибыл в славные войска
Управителя верховного земли.
О, ужель без славы возвращусь домой?

Ах, разве можно не любить
Гору Цукуба,
Где под цветущими татибана
Летящий ветерок исполнен аромата
Душистых распустившихся цветов?

В Асигара-стороне
Кручи гор я обхожу,
Прохожу, иду вперед,
Не оглядываюсь я.
И заставу прохожу —
Знаменитую Фува,
Где боятся путь держать
Даже смельчаки,
И до самых крайних мест,
Где копытом ступит конь,—
Я в Цукуси доберусь
И, оставшись, вознесу
Жаркую мольбу богам —
Чтобы все, кого люблю,
Жили дома без беды
До тех пор, пока назад
Не вернусь к себе домой!

С сегодняшнего дня,
Назад не оглянувшись,
На службу в стражи отправляюсь я,
Чтоб жалким стать щитом,
Хранящим государя!

Молясь богам
И неба, и земли,
Заправив ныне стрелы счастья
И к острову Цукуси устремясь,
Я отправляюсь в дальнюю дорогу!

Когда увидел на дороге
Я сосны, что стояли в ряд,
Я вспомнил:
Так же в ряд стояли
Родные, провожавшие меня…

Не зная, что иду
В далекий путь,
Отцу и матери
Я не сказал ни слова —
И нынче горько каюсь в этом я!

Мать-хозяйка славная моя,
Если б жемчугом она была,
Я бы взял ее,
В прическу бы вложил,
С волосами б ее вместе уложил!

Дни и месяцы проходят
Чередой,
А отца и матери моих,
Словно жемчуг, облик дорогой
Не забуду никогда в пути моем!

И когда расстались мы
На берегу,
На который с белой пеной шла волна,
Безнадежно тяжко стало мне,
В сотый раз машу я рукавом!

И когда оставил позади
Я залив знакомый Нанива
И взглянул с тоскою вдаль перед собой,
Над высоким древним пиком Икома
Только облака тянулись вдалеке.

Ах, со всех краев собрались здесь
Стражи пограничные толпой.
И когда смотрю, как, на корабль взойдя,
Все прощаются,—
О, как же тяжко мне!

Двое здесь начальников моих —
Люди нехорошие они!
В час, когда недуг
Меня томит,
Заставляют стражем пограничным быть!

Возле берегов страны далекой Цу,
Снарядив в дорогу корабли,
Отправляемся мы нынче в дальний путь.
Как хотел бы я в последний час
На родную мать мою взглянуть!

В рассветный ранний час,
Когда не различить никак еще лица,
В тень дальних островов
Корабль тот уплыл…
И где теперь плывет — не знаем ничего!

На пути моем
Громко раздается шум волны,
Позади же — дети милые, жена…
Их оставил я в родном селе
И в дорогу дальнюю ушел…

Дома у моих ворот
Ива “ицумото” в пять корней растет —
Означает “ицумо” — “всегда”.
Обо мне всегда тоскует мать,
Хоть и делом постоянно занята!

Хоть и не зацвел еще тот дуб
В полях Тиба,
Дуб, что все зовут конотэгасива,
А уже печалюсь сильно я,
Что оставил дом свой и пришел сюда!

Говорили о пути, но вот
В самом деле нахожусь в пути —
Платье, что дала
Из дома мне жена,
Все уже запачкалось в грязи…

Борт плывущего по морю корабля
Захлестнула белая волна,
О, с каким волнением
Получил приказ,
О котором и не думал я!

Гвоздь заколотил, чтоб прочной дверь была,—
Твердо поклялись мы
В верности своей,
И навряд ли сердце дорогой жены
Свой обет нарушит без меня!

Верно, в разных странах
На алтарь богов
В храмы разные несет она дары,
Всюду обращается к богам с мольбой,
Вот она — печаль оставшейся жены.

О, каких, скажите мне, богов
Неба и земли
Я должен здесь молить,
Чтоб с любимой матерью моей
Смог бы я поговорить опять!

Оттого что мой великий государь
Отдал высочайший свой приказ,
Я оставил и отца, и мать,
Что берёг я, как сосуд святой,
И, молясь о них, пришёл сюда!

Чтя приказ,
Что нынче отдал мне
Наш великий государь,
Верно, только с луком буду спать
Эти ночи долгие в пути…

Когда ночами полные печали
Звучат у моря крики журавлей
И дымкою туман
Плывет в морские дали,—
Тоскую я о родине моей!

Когда о доме я тоскую
И ночи провожу без сна в пути,
Из-за весенней дымки
Мне не видно
Зеленых тростников, где плачут журавли!

Детей, что плакали,
Цепляясь за подол
По образцам китайским скроенного платья,
Оставил я, пришел теперь сюда…
Одни остались бедные сиротки!

Ведь жизнь, которую хочу я сохранить,
Дары неся на алтари застав,
Чтоб умолить богов,
Крушителей земли,
Я для родителей любимых берегу.

Чтя приказ, что отдал мне
Наш великий государь,
Я, придя сюда, немало гор прошел,
Где по небу тянутся грядой
Светло-голубые облака…

Тот шнур, что завязала мне жена
И говорила: пусть таким он будет
До той поры, как путь пройду я в Нанива
И возвращусь домой обратно,—
Тот шнур теперь порвался у меня!

Шнур, что пришила милая жена,
Сказав, прощаясь: “Пусть он будет
Тебе напоминать меня”,—
Заветный этот шнур развязывать не стану,
Пусть даже тонкой нитью станет он!

О, если бы нашелся человек,
Который шел бы к дому моему!
Через него я передал бы милой
О том, как тяжко мне в пути,
Где изголовьем служат травы…

Всего лишь миновал заставу Усуи,
Где слабо светит солнце в облаках,
А полон уж тоски
О дорогой жене
И позабыть о доме не могу!

Воле грозной подчинись
Государя своего,
В стражи из дому я шел,
Чтоб границы охранять.
Божество — родная мать,
Воспитавшая меня,
Уцепившись за подол,
Нежно гладила меня,
Божество — родной отец,
Что вскормил, вспоил меня,
Расставаяся со мной,
Слезы горестные лил
На усы, на седину
Длинной бороды своей,
Белой, как из волокон таку
Связанный канат.
И, горюя, говорил:
“Как единое дитя
У оленей —
Ты один
У меня,
Мое дитя,
Дорогой, любимый сын,
Что уходишь поутру…
Если длинной будет нить
Новояшмовых годов —
Не увижу я тебя,
Буду сильно тосковать
Я в разлуке о тебе.
О, хотя бы нынче здесь,
Нам поговорить с тобой!” —
Говорил, жалея он
И печалясь обо мне.
Словно вешняя трава,
Милая моя жена
И детишки там и тут
Окружили все меня,
Как весенних звонких птиц
Их звучали голоса,
В белотканых рукавах,
Верно, прятали слезу,
Взявшись за руки, они
Не давали мне уйти.
“Не отпустим”,— говоря,
Шли они за мною вслед…
Но, приказу подчинись
Государя моего,
Вышел на дорогу я,
Что отмечена давно
Яшмовым копьем,
И в дороге каждый раз,
Огибая там холмы,
Много раз, несчетно раз
Все оглядывался я.
И когда я отошел
Далеко от милых мест,
Стало небо горьких дум
Неспокойно у меня,
Сердце, полное тоски,
Больно сжалось у меня,
Раз ты смертный человек —
Мира бренного жилец,—
Жизнь, что жемчугом блеснет,
Вечно тайна для тебя.
Средь морских пустых равнин,
Страшный путь проплыв в волнах,
Цепь минуя островов,
Буду в мире я кружить,
До тех пор пока домой
Не вернусь опять назад.
Поднеся дары богам —
Покровителям моим
В Суминоэ,
Буду я их об этом умолять,
Чтоб спокойно жить могли
И отец, и мать мои
И без бед меня ждала
Милая моя жена.
Нынче в бухте Нанива
Мой качается корабль,
Много весел закрепив,
Моряков созвав сюда,
Рано утром на заре
Мы отплыли нынче в путь —
И об этом я прошу
Передать моим родным.

Наверно, дома близкие мои
Богам молились жарко обо мне:
Благополучно я
Приплыл на корабле,
Хочу родителям об этом я сказать.

Хоть люди говорят, что даже облака,
Что в небесах лазоревых плывут,
Служить гонцами могут для людей,
Но все равно не знаю, как послать
Подарок мой в далекий край родной.

Чтоб мог подарок привезти домой,
Я раковины долго собирал,
Хотя волна вздымалась высоко
И беспрестанно
Заливала берега.

В тень островов причалил наш корабль,
Но нет гонца,
Чтоб весть тебе послать.
Тоскою полон весь,
Я дальше в путь иду.

Чтя приказ, что нынче отдал мне
Наш великий славный государь,
Руки дорогой моей жены
Я покинул, из дому уйдя,
И плыву, минуя цепи островов…

Как белой яшмой,
Что в руках несут
И бережно любуются в дороге,
Хочу я снова любоваться той,
Что ждет меня в разлуке долгой дома.

Возле дома у ворот моих
На зеленом склоне ближних гор
Дивный розовый камелии цветок.
Неужели ты на землю опадешь,
Даже не коснувшись рук моих?

В доме у меня мы жгли тростник,
И хоть бедно нам жилось с тобой,
Было нам обоим хорошо.
И в Цукуси — дальней стороне —
Как, я верно, буду тосковать!

Если в Асигара,
Подойдя к заставе,
Помашу оттуда рукавом,
Милая жена, оставшаяся дома,
Сможет ли увидеть мой рукав?

Словно конь в конюшне,
Рвущий путы,
За хозяином своим спеша,
Милая сказала мне: “Не проводить ли?” —
И, ее оставив, как печалюсь я!

Сильные и храбрые мужи
Заправляют стрелы,
Уходить спеша.
Провожающей толпы далекий шум затих,
И отправился я в дальний путь…

В ночь холодную, когда ложится иней
И бамбуковая шелестит листва,
Что мне в семь слоев
Надетая одежда?
Близость милой лучше грела бы меня!

Это приказал мне государь —
Я ослушаться его не смею…
Изголовие из рук моей жены
Я оставил —
И теперь горюю.

О милое дитя, что вопрошало,
Когда вернусь в страну родную я,
Я, что из дома шел, не зная сам куда,
Как будто в черный мрак
Надвинувшейся ночи…