Эта гора, если сравнить ее с тем, что в столице будет,- как если б гору Хиэ раз двадцать поставить самое на себя; а формою своей она напоминала соли кучи на берегу морском.
И опять они шли, шли, и вот, промеж двух провинций: Мусаси и Симоса — была река очень большая. Называют ее река Сумида. На берегу ее они столпились и, размышляя: "Ах, как далеко зашли мы", отчаянию предались, но перевозчик закричал: "Скорей caдись в лодку. Уж темнеет..." и, усевшись, стали переезжать. В унынии все, ведь не было ни одного из них, у кого б не оставалась в столице та, кого любил он. И вот в это время белые птицы с клювом и ножками красными, величиной с бекаса, носились над водой и рыбу ловили. В столице таких птиц было не видно, и никто из них не знал их. Спросили перевозчика. — "Да, это же "птица столицы"[1], - ответил тот, и, слыша это, кавалер сложил:

Так сложил он. Время было - конец марта. Принц, не отправляясь на покой, провел всю ночь.
Так приходил и служил принцу кавалер, как вдруг нежданно принц постригся и жить стал в месте, что прозывают Оно. Когда в январе кавалер явился поздравить принца, у подножья горы Хиэ снегу было очень много. Когда, с усилием добравшись до покоев принца, он предстал перед ним, — в унынии и скуке был тот печален очень, отчего и кавалер понемногу задержался, и они с принцем вели беседы, вспоминая то прежнее, то нынешнее. Но все же, как ни думал кавалер: "Служить бы принцу так хотелось мне", — были у него дела официальные, не мог ему служить остаться он и, ввечеру собравшись в путь обратный, —

Монах по имени Нэмугаку[82], удалившийся в горы Хиэ, там, в горах, поселился и однажды, увидев засохшую сосну у жилища безвременно скончавшегося монаха, славившегося великой добродетелью:

Человек по имени Кайсё[86], став монахом, поселился в горах[87]. Некому там было мыть его одеяния, и обычно он посылал одежду для стирки в родительский дом. И вот из-за чего-то рассердились на него домашние. «Стал монахом, даже не выслушав, что скажут родные, да еще смеет говорить такие несносные вещи?» – так они восклицали, и он, сложив, послал им:

Он жил на горе Хиэ, и ему было дозволено даже наведываться во дворец.

Там, где мы теперь жили, с востока были широкие равнины, окаймленные горами: из-за вершины горы Хиэй выглядывала гора Инари и другие горы, — видно было очень далеко. С юга до наших ушей доносился грозный шум ветров в сосновом лесу на холмах Нараби[76], а возле самого дома, у подножия холма, слышались звуки трещоток, говорят, что они отпугивают птиц с поля, — я чувствовала себя словно в деревне, — и это было презабавно. Ясными лунными ночами окрестности были очень красивы, и я любовалась ими до самого утра. Одна моя знакомая была теперь далеко, и от неё давно не доходили вести — как же была я удивлена, когда ко мне заглянул человек и

Наконец, устав от расспросов, не выдержала она и говорит:
– Тьфу ты! Да ведь говорят же, что, если человек чихнет и никто не повторит за ним «апчхи» вместо заклинаний, человек этот может и умереть! А молодой господин, у которого я была кормилицей, ходит теперь в послушниках в монастыре на горе Хиэи. «А не чихает ли он сию минуту?» – все время думаю я, потому и приговариваю: «Апчхи! Апчхи!»

Сочинение под названием «Запись обетов, клятвенно произносимых наставниками» начал писать на горе Хиэйдзан высокомудрый Дзиэ.

Расположение сего храма было таково, что с его южной стороны можно было лицезреть вершину горы [Хиэйдзан].

Над вершиной горы Хиэйдзан зависли черные тучи, сокрывшие ее полностью.

И это случилось давно. Некий монах по имени Кано Тиин, отличавшийся злым нравом, обитал в горной пагоде Кано, что на святой горе Хиэйдзан. Днями и ночами творил он гнусные дела, а храмовое добро использовал лишь себе на благо.

В давние времена патриарх, которого все звали настоятелем Дзёкан, проводил свои дни в западной пагоде храма Сэндзюин, что на горе Хиэй. На протяжении долгих лет все ночи напролет он читал Сонсё-дхарани.

Этот бог пребывает на горе Хиэ, в стране Тикацу-Оми.

Совершив постриг, он отправился в [храм] Ёкава на горе Хиэй и там стал учеником общинного главы Какутё. Около пяти лет он учился, а потом уехал в край Тоса.

Давным-давно на горе Хиэ был монах.